Именем закона. Сборник № 1 - Ярослав Карпович

Громов смотрел на Кафтанова начальственно-печально, как на ребенка-несмышленыша, и говорил ровным, тихим голосом.

— Андрей Петрович, дорогой, ну это же не дело. Звонит жена Сергея Степановича Черемисина. Вы, надеюсь, знаете, кто это?

— Да, имел сомнительное удовольствие говорить с ним по телефону.

— Да, Андрей Петрович, Черемисин крут, несдержан. Но и его понять можно. Такой человек и вдруг у него машину угоняют. Я думаю, мы должны были первым делом, вне всякой очереди…

— А у нас не магазин, мы потерпевших с черного хода не принимаем…

— Полно вам, Андрей Петрович, не придирайтесь к словам. Я имел в виду, что есть люди, спокойствие которых мы обязаны оберегать в первую очередь.

— Борис Павлович, — Кафтанов забарабанил пальцами по столу, — перед…

— Знаю, — засмеялся Громов. — Знаю, перед законом все равны, но товарищ Черемисин все-таки равнее других.

Кафтанов помолчал, глядя на портрет Брежнева над столом Громова, потом сказал:

— А мы, собственно, нашли машину. Вернее, ее кузов и шасси.

— Как нашли?

— Очень просто. Ее украли, разобрали на запчасти, и мы располагаем данными, что сделал это Черемисин-младший.

— Сын Сергея Степановича? — Громов вскочил. — Чушь!

Кафтанов усмехнулся.

— Да, чушь! Я знаком с этой семьей и прекрасно знаю Виктора Черемисина.

— Да, кстати, известно ли вам, что Виктор Сергеевич Черемисин нигде не работает, постоянно торчит в ресторанах, играет в карты на крупные суммы?

— Откуда у вас эти сведения?

— МУР есть МУР, как сказал герой фильма «Дело пестрых» Софрон Ложкин.

— Послушайте, Андрей Петрович, мне не нужны ваши догадки и гипотезы. Мне нужен преступник, чтобы он сидел в этой комнате, а я с чистой душой мог позвонить товарищу Черемисину…

— Борис Павлович, я повторяю вам, что все сходится на Викторе Черемисине.

— Вы тяжелый, не современный человек, Кафтанов.

— Какой есть.

— Кстати, — Громов раскрыл папку, достал документ, — вот ваше представление о назначении майора Корнеева Игоря Дмитриевича начальником отдела. Вы его подписывали?

— Да.

— Но мы же предполагаем выдвинуть на эту должность подполковника Кривенцова.

— Борис Павлович, — Кафтанов старался говорить спокойно и сдержанно. — Борис Павлович, — повторил он, — майор Корнеев опытный оперативник, порядочный, честный, мужественный офицер. Он раскрыл множество тяжких преступлений. Он проявил себя…

— Подождите-ка, — Громов хлопнул ладонью по столу. — О Корнееве потом. Вы считаете, что Кривенцов не обладает такими способностями?

— Я не берусь судить о подполковнике Кривенцове. Могу вам сказать одно, он не профессионал.

— Ну и что? Он же идет на руководящую работу! Понимаете? Ру-ко-во-дя-щую. Его дело правильно направить процесс в духе указаний.

— Начальник первого отдела не направлять процесс должен, а умело организовать оперативную службу. Кривенцов же в милиции всего четвертый год, да и то все это время просидел в приемной.

— У него большой опыт партийно-комсомольской работы. Он подтянет ваших сыщиков. Потом ему расти надо. Не зря же его из Моссовета сюда перевели. Посидит на подполковничьей должности, получит третью звезду. Переведем куда-нибудь повыше, пусть руководит.

— Я оставлю за собой право обжаловать ваши действия, — по-служебному сухо отрапортовал Кафтанов.

Громов изумленно поднял брови:

— Вам что, звонок из министерства не указ?

— Нет.

— Хорошо. Я не хочу ссориться с вами… Пока.

Это «пока» звучало предостерегающе. Предупреждение было в этом коротком слове…

— Теперь о Корнееве, — Громов вздохнул, всем видом показывая, как неприятен ему этот необходимый для пользы дела разговор. Он достал из стола папку, раскрыл: — Не очень хорошо характеризуется Корнеев… С женой разошелся… Пять лет назад было служебное расследование по применению оружия…

— Борис Павлович, по-моему, времена прошли, когда за развод увольняли со службы?

— Времена-то прошли. А мораль? Мораль, дорогой мой главный сыщик, осталась та же. Вот по ее меркам мы и судим о поступках таких, как Корнеев. А что это за стрельба в Измайловском парке?

— Корнеев один задерживал двоих вооруженных преступников.

— А зачем стрелял? Зачем создавал опасность для граждан! Нет, Андрей Петрович, как хочешь, а такие, как Корнеев, мне не по душе. Ну, а теперь о том, чего ты не знаешь. Я его вчера выставил из ресторана Архангельское. Вел он себя разнузданно, видимо, был пьяный. А ты начальником его делаешь. Нынешняя должность зама не для него. Понял?

Толик виртуозно втиснул машину в узкую арку. Дальше начиналось хитросплетение проходных дворов, арок, узких щелей.

Наконец благополучно объехав детей, катавшихся на велосипедах, старушек, сидевших на лавке, спящих на асфальте ленивых котов и хрипло лающих собак особой породы «городская дворняжка», он вывел свой синий «вольво» на пустырь, естественно, образовавшийся в результате стихийной застройки и ставший кооперативным гаражом.

Металлические и кирпичные домики-гаражи образовали городок с улицами, переулками, тупиками. В один из таких тупиков и въехал Толик. Створки дверей гаража были раскрыты, в глубине на яме стоял серенький «Запорожец», около него ходил Желтухин, поминутно наклоняясь и заглядывая в яму.

Толик посигналил. Звук клаксона был особенно гулок в этом гаражном городке.

Из ямы вылез Женя Звонков, приветливо помахал рукой.

Толик подошел к нему.

— Привет.

— Ты подожди, я сейчас закончу, — ответил Звонков и вновь нырнул в яму.

Желтухин, ласково улыбаясь, подошел к Толику, протянул руку.

— Здравствуйте, Анатолий Максимович.

— Здравствуйте. Откуда вы меня знаете?

— Поклонник вашего таланта.

— Значит, папаша, с девочками ко мне ездите.

— Голубчик, какие в моем возрасте девочки. Заезжаю послушать песни своей молодости.

— Видно, лихая была у вас молодость.

— Всякая.

Желтухин подошел к «вольво», похлопал ее по синему крылу.

— Хороша.

— Не жалуюсь.

— А не боишься?

Желтухин хитровато прищурился. Лицо его собралось складочками, морщинками и стал от похож на доброго гнома из мультфильма.

— Кого? — усмехнулся Толик.

— Хотя, правда, сейчас не спрашивают, откуда деньги. Теперь другое время: умеешь — живи.

— А вы, папаша, никак тоже из трудовой, но деловой интеллигенции? Не похоже что-то…

— На отдыхе, я, Анатолий, на отдыхе. Старику много ли надо? Вот иногда себе позволяю вспомнить молодость.

Толик посмотрел на крепенькую фигуру Желтухина, на его загорелое, будто бронзовое лицо, на седые, аккуратно подстриженные волосы и сказал:

— Да вы моложе нас всех выглядите.

— Степан Федорович, — подошел Звонков, — все, готова ваша машина.

— Спасибо тебе, Женечка, — Желтухин достал деньги. — Спасибо.

Звонков взял полсотенную бумажку, с недоумением посмотрел на Желтухина.

— Много, Степан Федорович.

— Мало, Женечка, мало. Ты мне как сын, так что бери, бери…

Желтухин подошел к машине.

— Круто распоряжается, — посмотрел ему вслед Толик.

— Широкий мужик.

Мимо них проехал и скрылся в переулках города серенький «Запорожец», только стук двигателя несколько минут бился о металлические стенки гаражей.

— У тебя что-нибудь с машиной?

— Да нет, — Толик сел на опрокинутый ящик.

— Так что с тобой?

— Приходил от тебя мент.

— Игорь?

— А кто его знает. Игорь он или Витя. Сказал, от тебя.

— Ты помог ему? — строго спросил Звонков.

— Нет. Пусть других стукачей ищет.

— Дурак ты, Толик.

Женя бросил ветошь, которой вытирал руки, и пошел к гаражу.

— Подожди, Женя!

— Ну, чего? — Звонков обернулся.

— Ты считаешь, что я должен ему помочь?

— А ты как думаешь? Я не хочу возвращаться к нашему давнему спору, но ты здорово изменился, когда ушел из театра в ресторан.

— Знаешь, Женя, чья бы корова мычала… Ты тут тоже не за фантики работаешь.

— Да. Но есть некоторая разница. Я — рядовой инженер, а ты — композитор.

— Композитору тоже хочется есть в ресторане и ездить на хорошей машине.

— Ладно, прекратим этот бессмысленный спор. Ты напрасно не помог Игорю.

— Выходит, помощь ему — это вроде бы индульгенция мне. А я певец из кабака, вернее, из притона! Понял! И поди ты со своим Игорем!..

Толик зло хлопнул дверцей машины. Включил двигатель. Выжал газ. Заскрипели покрышки, машина на задней передаче вылетела из проулка, словно пробка из бутылки.

Кафтанов спускался по лестнице, молодо перепрыгивая через две ступеньки, на ходу кивая почтительно здоровающимся с ним сотрудникам.